Чем дальше мы от Большой Войны, тем, увы, она для нас абстракнее. Лишняя строка в календаре, не более. А людей, с которыми та война уже насовсем, навсегда, почти не осталось. Но те, кто жив, помнят её ярче, чем мы свой вчерашний день. У Ираиды Уласс война отобрала почти всё. Этого не забыть....

Началась война для комсомолки Ираиды Уласс с отступления к Арбене. Сначала в вагонах для скота и удобрений. Потом - под бомбёжкой на полуторках. Трое девчат бежали по полю от горящей машины. Наткнулись на маленькую девочку. Она тормошила женщину, по виску которой текла кровь, и просила: « Мама, вставай!» Женщину Ираида с подружками прикрыли ветками: « Мама спит, малышка, просто спит....» Девочку удалось, несмотря на налёты, целой и невридимой донести до сельсовета.
Дальше - снова эшелоны, вагоны без крыш и стен. Тряхнёт - и свалишься под колёса. Доехали до станции Дно. Там Ираиде сказали: « Видели где-то вашего мужа». Она нашла его - сердцем, наверное. Вместе доехали до Нижнего. Муж ушёл на фронт с Латышской стрелковой дивизией. Ираида доплыла на барже до местечка Работки. Там у неё и родились девочки-близнецы - Галя и Наташа. Родились, а потом умерли. В местечке Работки люди работали. Но почти не ели. Дальше всё было ясно - на фронт.
В знаменитой 43-ей Гвардейской латышской стрелковой дивизии Ираида Уласс была автоматчицей, телефонисткой, радисткой. Видела смерть в «Курляндском котле». Осенью 45-го, первой послевоенной осенью, она тайком вырвалась из Межапарка, где стояла дивизия, к родителям - в Аллажскую волость. Пока добралась, стемнело. Решила заночевать у знакомых, на хуторе, куда девочкой ходила молоть жито. Те сначала боялись пускать в дом девушку с гранатой на поясе. А когда пустили, поляк Юзик, из наёмных рабочих, спросил: « Ваши где жили?» - « На хуторе « Салашибурти». И : « А, так это те жиды, которых расстреляли в июле 41-го?»
Утром она увидела дом. Без окон и дверей. Без свое семьи. Сосед-кузнец знал, где их закопали после расстрела. Через пару месяцев Ираида вернулась туда с двумя своими однополчанами. Взяли вёдра и лопаты. Копали недолго. Наткнулись на ботиночек, который Ираида купила младшему брату со своей первой зарплаты. Там все они и были. Мама. Отец. Брат. Две племяшки. И две девочки-латышки из детского дома, жившие на их хуторе. Похоронить родных Ираиде не разрешали долго: « Для таких, как ваши, потом будут специальные кладбища». Тогда, уже став председателем горисполкома, она это сделала самовольно. Вопреки тогдашним законам. По закону совести. « Они сейчас лежат в Бабитской волости. И когда мне надо будет умереть, я буду лежать рядом с ними».
После войны Ираида Юрьевна окончила сельхозакадемию. Похоронила мужа, работала агрономом, санитаркой в больнице. Сейчас живёт с сыном в Бабите. А мы приехали к ней в «Гайлезерс» (больница). Там ей ампутировали обе ноги. Последствия диабета. Она не плачет. Она улыбается. Говорит : « Приезжайте ко мне в Бабите, будем кофе пить».....
Карина Эванс

назад
мои земли
на_титульную